Здравствуйте. Меня Зовут Карп Сазанович, и я ловлю людей. Зачем я это делаю? Знаете, мне много раз задавали этот вопрос, и я никогда не мог подобрать правильные слова, чтобы объяснить это. Давайте, я просто расскажу, как это началось? Может быть, Вы поймете меня. А, возможно, я наконец то и сам пойму, зачем я это делаю.
Я родился двадцать лет назад в небольшом рыбоводческом хозяйстве. Моя мать была карпом, настоящим, породистым карпом в десятом поколении, а отец... Да что отец, я его никогда не видел, как впрочем и мать, но точно знаю, что он был настоящий, дикий сазан. Там на ферме вышла какая-то ошибка с семенным материалом, и появились мы, несколько тысяч личинок-полукровок, которые по всем правилам должны были быть спущены в канализацию, но то ли год был не очень удачным в плане коммерции, то ли владельцы фермы решили, что никто не отличит полукровку от породистой рыбы, но нас оставили. Выкормили в бассейне и переселили в небольшой пруд на территории. В общем, первые три года жизни ничего интересного не происходило. Точнее сказать - не происходило вообще ничего. А потом началось.
С самого утра, как обычно, часть из нас поймали сачком, как всегда взвесили, измерили длину тела, ширину хвоста, расстояние между глаз. Мы уже привыкли к этой ежемесячной процедуре, но то что случилось после - навсегда изменило мое представление об окружающем мире. Тех, кто лежал на процедурном столе не выпустили обратно, как это всегда бывало, а положили в мешки со льдом, и унесли. Мы больше никогда не видели этих несчастных, и ничего не слышали о них. На следующий месяц все повторилось. И через месяц - снова. И если в первые месяц мы себя успокаивали рассказами о мифических реках, куда якобы попадают карпы которых забрали люди, (ну, вы же читали карповую Книгу? светлая и теплая вода, бескрайние колонии мотыля, трубочника, ракушки без панциря и прочие сказки для мальков), то на третий месяц даже фанатики из церкви Карпового Воскресения поутихли со своими заявлении о скором пришествии Его, и начали бормотать что если кто и явится скоро, то это будет не Вечный Сазан, а скорее зубастая, чье имя нельзя произносить вслух.
Приближался первый день четвертого месяца. Кто похитрее, те уже неделю как не уходили с центра нашего прудика, а к дню, когда, по всем признакам, некоторые из нас покинут этот мир, все население пруда собралось в одном углу бетонной чаши, служившей нам домом последние несколько лет. Надо признать, что кормили нас превосходно и ребята мы были крепкие, в каждом не менее двух килограмм весу, и многие позволяли себе уже в открытую сомневаться во всемогуществе зубастой, имя которой все-таки не называли вслух. Но человек это вам не... Ну, вы поняли о ком я.
Мы простояли плотной толпой весь день. Никто не пришел. К вечеру напряжение спало, кое кто уже начал ворчать по поводу того, что, мол, если никто не заметил, но нас уже неделю не кормят...
Стемнело. Стая дремала, прижавшись друг к другу. Легкая дрожь прошла по телу. Еще. Сильнее. Вода! Они сливают воду! Свет. Яркий свет. Меня подхватывают сачком, удар! Я в пластиковом баке. Ёрш меня побери, как же холодно. И темно. Я не один. О, я далеко не один. Трудно дышать. Теряю сознание. Снова прихожу в себя - и снова проваливаюсь в черную пропасть. Удар по голове. Снова сачек. Пластиковый бак... Весы. Человеческие руки, прижимающие меня к столу. Шум. Удар. Темнота...
Рассвет. Я знаю что такое рассвет. И запах. Резкий, сильный запах. Запах чего? Да откуда я знаю, просто шибануло по ноздрям, я и очнулся. Рывок в строну, вверх, разворот и вниз. Замереть. Опасность. Ёрш, что такое опасность? Не знаю. Но надо было сделать именно так, в сторону, потом вверх, потом разворот и вниз. Откуда я это знаю? И где я вообще, ёрш меня побери???
Хотелось есть. Очень. Манны небесной, которую люди называли странным словом "гранулы", я не чувствовал. Ни запаха, ни звука. Но еда была. Вот тут, где то совсем рядом. И ее кто то ел. И я поплыл на звук. В десяти метрах на северо-востоке от меня кто то кормился, а этот звук я уж точно ни с чем не спутаю.
- Вот так встреча! Родственничек, ерш твою мать!
В гудящей голове голос единоутробного братца бился об стенки черепа как личинка в пробирке.
-Да не ори ты так. Есть че пожрать?
-Вон, копай дно, мотыль там. Гранулы? Какие гранулы, дурачина? Натурпродукт, мотыль. Свежий, живой мотыль!
-Мы что, умерли?
-Я лично нет, а вот ты башкой похоже ударился. И сильно. Болит? Болит...
В общем, мотыля пополам с илом я наелся, стало чуть повеселее в желудке, и голова гудела уже не так сильно. Пока я пытался отделить красных червяков от той дряни, в которой они копошились, братец рассказал много интересного. Место, где мы находимся называется пруд. Это ему караси рассказали. Караси это местные аборигены, темный необразованный народ, живут тут сколько себя помнят. Помимо карасей есть окуни, местные хулиганы. Про окуней братец рассказывал как то нехотя, и все время поворачивался так, чтобы я не видел его подбитый правый глаз и растрепаный плавник с правой же стороны. По поводу травм он рассказал какую-то совершенно дурацкую историю про корягу, на которую наткнулся в темноте, причем трижды. Похоже, что врал. Еще в озере есть какие то сектанты, называют себя лини. Живут в самой глуши, ни с кем не общаются, но вроде никому вреда не причиняют. Наших он никого не видел, но караси сказали что наши тут есть, живут в каком то старом русле, недалеко, с полкилометра на запад. Братишка, рассказывая новости, все время крутился настолько близко от меня, что постоянно задевал то плавниками, то корпусом.
-Ты чего, брат?
-Ничего я. А что не так?
-Чего липнешь, как плавунец к головастику?
Тут он посмотрел на меня так внимательно, и говорит: А тебе не страшно? Я отвечаю, что мол сейчас - нет. А было, говорит, страшно? Я ему отвечаю что мол да, было, а что? А он мне тихо так, и говорит: а знаешь, почему было страшно? Нет, говорю, понятия не имею. Братец смотрит на меня, и совсем уж шепотом - а я знаю. Я ему: да чего ты там знаешь, ёрш тебя побери, хватит мне нервы мотать, выкладывай уже! Он и выложил. Одной фразой. Зубастая, говорит - это не сказка. Есть она. Тут живет. Такие дела, брат.
Я, почему-то, поверил сразу. Взгляд у братца был знаете... Ну, не врут, когда так смотрят. Понимаете? Решили мы с ним, все-таки, к своим пробираться. Подкрепились еще, и поплыли. Плывем, молчим. Да и что говорить? Братец озирается постоянно, то справа плывет, то слева, то сзади. Боится. А мне, вы не поверите, уже не страшно. Апатия какая то. Ну, зубастая. Ну, есть она, оказывается. Да и ерш с ней.
В общем, наших было слышно метров за сто. Это при том, то никто вроде и не кричал, все переговаривались вполголоса, но зато все одновременно. Все двести хвостов с нашего помета. Точнее сто девяносто восемь, потому что мы с братцем молчали, в отличии от остальных. А поговорить остальным было о чем. Обсуждали два основных вопроса, кто виноват и что делать. С виноватыми определились быстро, решили что на все воля человеческая, а вот по поводу что делать - мнения разделились, и начались прения. Мнений было, как вы можете догадаться, ровно сто девяносто восемь. Прения обещали затянутся. Было понятно, что мы сейчас ни о чем не договоримся, но каждый считал своим долгом сделать заявление, а оставшиеся сто девяносто семь традиционно называли его язем или раком, разносили в пух и прах сделанное заявление и выдвигали предложение еще более абсурдное. Итак, предлагалось: выгнать из коряг линей и заселиться туда самим, навалять окуням чтоб они знали кто тут главный (это братишка присоединился к обсуждению), заставить карасей добывать мотыля, разделиться, объединиться, покончить с собой, покончить с разговорами и всем пойти спать, пойти искать гранулы, потому что копаться в грязи это удел грязных карасей, узнать, наконец, где зимуют раки, и уточнить по поводу рачьего свиста на горе, (раки, до этого момента слушавшие весь этот бред с интересом, интерес мгновенно утратили и расползлись по норам), опять навалять окуням, пойти искать людей, пойти и спрятаться от людей, навалять окуням... Я вытащил братца за хвост из толпы, отряхнул с морды ил, полюбовался новым синяком под левым глазом и предложил свалить. Братишка, на удивление, согласился. Отплыли метров на сто, и завалились под корягу. Так прошел наш первый день в пруду, ставшим домом для меня на последующие двенадцать лет.
Примерно через год я встретил ее. Зубастую. Мы с братишкой, как обычно, подбирали свежевскрытую колонию мотыля, как всегда шутливо переругиваясь, задирая друг друга и снующих вокруг карасей, как вдруг, не сговариваясь, оба рванули вверх, потом резко вправо, вниз и замерли у какой то коряги. Я смотрел на нее, и мне было страшно. Почему? Наверное потому, что коряга смотрела на меня. И в этом взгляде не было ничего. То есть абсолютно. Она просто смотрела. Это была ОНА. Она медленно поворачивалась в мою сторону, а в моей голове проносились истории, рассказанные линями, истории о том что последнее, что видит её жертва - это желтая молния её брюха, после чего есть только боль, и темнота. В этот момент я впервые испытал ощущение, как будто сердце вдруг сжалось до размеров икринки, и лопнуло, обдав горячими брызгами все вокруг. И я рванул. Как, вы говорите, зовут самую быструю рыбу? Передайте ей привет, при встрече. Потому что я был самой быстрой рыбой в мировом океане в тот момент. Её брюхо, говорите? Я видел его трижды, если хотите знать, в течении нескольких секунд. Да, оно действительно желтое. Да, у нее острые зубы, но к счастью слабые десны, и один из зубов навсегда застрял у основания моего хвоста. Я ушел от нее. Через несколько лет я узнал, как называется этот взрыв в сердце, вы слышали об адреналине? Ну, значит понимаете, о чем я говорю. Мы встречались с ней еще трижды, в том памятном году. Во мне было уже три полновесных килограмма, и раки прятались при моем приближении уже не только в период линьки. И Она больше никогда не могла меня догнать. Мне иногда кажется, что эти сумасшедшие гонки доставляли её не меньше удовольствия, чем мне. Да-да, вы не ослышались, именно удовольствия. Я был счастлив, путая ее в коряжнике, или отрываясь и замирая на открытых участках, наблюдая как она рассеянно озирается, не понимая, куда делся обед из под самого носа. А на следующий год она умерла. Да, вот так, просто умерла. Подавившись моим братом. Он всегда был занозой в заднице, по большому счету, и однажды она его поймала. Уж не знаю, что там между ними произошло, и как он умудрился пером плавника проткнуть ей артерию, но факт остается фактом, в один день я потерял тех двоих, кто был мне по настоящему дорог...
Следующие пару лет ничего интересного не происходило. По сути - я ел и спал. Но, в отличии от моих родственничков, я не стал толстым и круглым, а оставался в отличной форме. Не в карпа корм, как говорили. Ну, посудите сами, Вся родня - круглая, толстая, в красивой чешуе неправильной формы, с гладким брюшком, мягкими, голыми боками. И я, в броне от головы до хвоста, тело длинное, треугольной формы. В папашу своего пошел, шипели родственнички, урод. За урода огребались они у меня нещадно, кстати сказать. Шипеть перестали, по крайней мере в глаза, но и общаться тоже. Да и ёрш с ними. По ночам, и в зимний период мне снилась ОНА. Мышцы сжимались, я вздрагивал и просыпался уже понимая, что это просто сон. Что не будет погони, не будет победы. А так хотелось снова испытать это чувство восторга смешанного со страхом. И однажды я решился. На что? Поймать человека, вот на что.
продолжение следует...
Эта статья была изначально опубликована в дневнике:
Сообщение форума